СтатьяПока в больнице была, имела массу времени подумать о разном. В частности, о том, почему мы, женщины, такие дуры? - Почему позволяем себе срываться на ближних, истерить, совершать необдуманные дурацкие поступки, которые сводят любые отношения на нет? Почему не даем себе труда подумать хотя бы на шаг вперед, к чему эта экспрессия может привести?
Кстати, никогда не задумывались, почему так мало женщин умеют играть в шахматы на достойном уровне? - А все потому же: в шахматах надо думать стратегически, просчитывать ситуацию шаг за шагом... А у нас же все спонтанно и "оно само". - Сама такая, чего уж там... И самое главное: почему сейчас в обществе именно такая модель женского поведения культивируется? - Вся на эмоциях, сплошной оголенный нерв, то любит, то ненавидит, то сходит с ума, "я вся такая внезапная, противоричивая..." - с каких пор это стало нормой поведения? Вроде бабушки наши не были такими, нет?..
И тут совершенно случайно натыкаюсь на статью полугодовалой лавности с алтернативной версией ответа на мой вопрос. - Почитайте, если время есть, интересно.
читать дальшеВо времена моей юности ценились рассудительные и спокойные девушки. Вообще спокойствие было базовым стилем поведения. Право на нервное, взвинченное, эксцентрическое поведение признавалось только за особыми «социальными ролями»: нервным мог быть рок-музыкант или поэт, аффектированное поведение было у воров и блатных. То есть публичная нервность все-таки предполагала, что ее носитель добровольно несет крест своей маргинальности. Но общим фоном – повторюсь – была чинность. Сейчас все иначе. Мальчик, знакомясь с девочкой, заранее уже знает, что она очень нервная, психически неустойчивая, сама знает это, сама культивирует в себе. Трендом является непредсказуемость реакций. А также непрерывная взвинченная обсценная лексика (по-русски говоря «мат»). Поведенческая культура девочек пережила сильную трансформацию: взвинченность стала восприниматься как естественность. Она является просто непрерывным фоном и вовсе не означает, что у девочки «что-то плохо». У нее постоянно, непрерывно «катастрофический пи*дец».
Какова природа этого явления? Историк литературы сразу скажет: фин-де-секль. На рубеже XIX-XX вв. был аналог – декадентские девушки. Тоже в моде была взвинченность. Ну, она, конечно, была стилистически другой. Но типологически – похоже. Социальный историк скажет: и тот фин-де-секль и этот «конец века» - это все взлеты потребительской культуры в России, периоды бытового благополучия. Городским девушкам ведра на морозе носить уже не надо. А главное: не приходится сталкиваться непрерывно с новыми чрезвычайными социальными ситуациями, которые требуют выдержки и постоянного самоконтроля. Как в городе не развинтись, ты в гораздо большей безопасности, чем в прежние десятилетия. Толпы девушек идут в жизнь под ироническим слоганом: «Я вся такая непредсказуемая!»…
Разумеется, и в прежние времена всякая девушка переживала катастрофический период «переходного возраста», пубертатный период. Но он в те времена воспринимался – в том числе и самой девушкой – как «переход». У всех было понимание, что взвинченность и непрерывный конфликт – это просто этап становления. Но в те времена никто не брался обустроить «переходный возраст» в целый стиль поведения. Так сказать «брендировать» его и сделать культурным трендом. А теперь это именно целый тренд. Большую роль в этом играют медиа по мере развития различных «крик-шоу». «Дом-2», населенный типажами провинциальных «блядовитых крикушек», которые постоянно давят на окружающих своей развинченностью, легализовался в массовом сознании.
Но в чем тут «тонкий момент» и новизна? Дело в том, что разные формы истерии изучал еще доктор Фрейд. Поскольку после прошлого фин-де-секля как раз накопилось много материала. Но и без доктора Фрейда, путем бытового наблюдения можно легко понять, что взвинченность имеет целью установить гегемонию в коммуникации. Взвинченный человек навязывает «повестку дня» своему партнеру. А тот всегда на шаг позади и должен «реагировать».
А новизна в том, что «стилизованная пубертатность» уже не рассчитывает на гегемонию. Она носит уже постмодернистский характер и содержит иронию в самой себе. Как только мы видим, что перед нами «стиль» (=один из стилей городского массового поведения), мы сразу перестаем активно реагировать. Мальчик теперь знает, что девочка «вся на изломе», постоянно говорит громко и с напором, постоянно кричит: «б-дь, пиз.ец!», но это не значит, что происходит что-то такое в ее внутреннем мире или в ее социальных коммуникациях, что требует «человеческого участия». При этом – сквозь пену взвинченности – мальчик тем не менее умеет различить, где у девочки, действительно, случилось то, что требует и его участия.
Интересно, какова будет дальнейшая судьба этого городского поведенческого стиля. В прошлый раз – примерно сто лет назад – это кончилось тем, что «девочки на изломе» растворились в больших контингентах деревенских баб, влившихся в города в условиях индустриализации. Вместе с деревенскими бабами пришла и новая чинность, сдержанность и поведенческий «сталинский неоклассицизм». Сейчас вряд ли возможно установление какой-то гегемонии нового «большого стиля». Видимо, мы навсегда уже поселились в пространстве поведенческого разнообразия. Интересно, что героини «Секса в большом городе» - а они как раз совсем уже «взрослые девочки» - постоянно ведут внутреннюю работу над собой, надстраивая спасительную иронию над собственной взвинченностью. При этом до конца не отказываясь от нее. Иначе говоря, они представляют собой вот эту новую стилизованную «перманентную пубертатность», которая сама себя трансформирует по мере того, как героиня – по словам одной моей хорошей знакомой – выходит на «вторичный брачный рынок».Отсюда:
russ.ru/Mirovaya-povestka/Nervnye-devushki.-Nab...